Наследники Скорби - Страница 85

По счастью, нет. Не удумал. Обережник поел безо всякой охоты, устроил себе лежанку, завернулся в меховую накидку и заснул, так и не проронив ни слова. За весь день. Неживой он, что ли?

Охотница тоже устраивалась на ночлег — снова подновила наузы да кивнула, мол, иди спать. Белян улегся на ворохе лапника, закрыл глаза и провалился в сон, даже не успев ощутить, как колючие ветки впиваются в бока.

А проснулся от жадного причмокивания. Распахнул глаза и уставился в кромешную тьму. Рядом кто-то шаркал, сопел, слюняво сглатывал…

— Кто тут? — тихо спросил юноша, мгновенно обсыпаясь холодным потом. — Кто?

— Родимай… голодно…

Юноша испуганно шарахнулся, потому что голос раздался всего в полушаге.

— Родимай…

Белян уткнулся носом в колени и всхлипнул.

— Голодно…

Пленник трясся, поскуливая от ужаса. Вскорости от лежки Охотников послышался недовольный хриплый со сна голос:

— Чего ты там?

Ходящий торопливо пополз на четвереньках поближе к обережникам и подальше от страшного гостя.

— Можно тут лягу? — спросил, трясясь и оглядываясь во тьму.

— Еще чего, — недовольно пробурчала Лесана. — Катись обратно.

— Там… там… Дикий ходит!

— Чего-о-о? — Она села, с трудом продирая глаза.

— Дикий… — повторил Белян и попытался не стучать зубами на весь лес.

— А тебе-то что?

— Страшно… — и он затрясся еще пуще, потому что девушке было все равно, и она собиралась прогнать надоевшего пленника.

Охотница зевнула и прислушалась.

— Родимай… — снова причмокнула темнота. — Родима-а-ай…

Лесана потянулась к лежащим в изголовье переметным сумам, достала оттуда веревку, которой вязала Беляна к седлу, и шагнула прочь из круга. Парень в ужасе скорчился на земле, закрывая лицо руками, но вспышка мертвенного света просочилась и сквозь пальцы, ожгла глаза.

А уже через миг Лесана втаскивала в круг связанного и оглушенного Ходящего — бородатого мужика, бледного, с ввалившимися от голода щеками и почерневшими губами.

Слабое голубое сияние озарило место ночлега.

— Вы поспать дадите? — сердито отозвался со своего места колдун. — Шастают туда-сюда…

— Вот. Гость к нам припожаловал. — Охотница пнула связанного Ходящего.

— Еще один?

— Этот — Дикий.

— Какой? — Тамир зевнул и подошел. — Кровосос тоже? Гляди, друга тебе приволокли. Обняться не хочешь? — насмешливо обратился наузник к Беляну.

Тот позеленел, сошел с лица и стал медленно отползать в сторону.

— Не надо… я все скажу… не надо…

— Чего скажешь? — оживился вмиг колдун.

— Все скажу! Только его не развязывай! — заверещал пленник, натягивая на себя Лесанин войлок и прячась под ним, как дите под лавкой.

— Да уймись ты! — Девушка сдернула с юноши подстилку. — Чего заблажил?

— Он дикий! — едва не визжал Белян. — Дикие без ума живут! Одним голодом! От крови дуреют!!!

Словно услышав его вопль, кровосос очнулся и тут же ощерился, являя острые зубы.

— Ишь ты… мяса хочу. Крови хочу. Ишь ты… Родимай, ко мне поди. Аль испужался?

Мужик клацал острыми зубами, облизывался и порыкивал через слово. Потом снова взялся причмокивать.

— Ой, пахнете, ой, душу вынимаете…

— Как тебя звать? — Тамир стоял над Ходящим, ожидая связной речи. — Как звать?

Но тот вместо ответа рванулся, захлебываясь рыком:

— Мяса твоего хочу!!! Ух, сладкое! Кро-о-ови… — и он давился слюной, скопившейся во рту, пытался вырваться, но сдерживаемый Даром Лесаны, мог лишь дергаться, неся прежнюю околесицу, выкрикивая бессвязные речи и не разумея, о чем его спрашивают.

Тамир отвернулся и легонько пнул скорчившегося Беляна:

— Отчего ты как человек говоришь, а он нет?

Парень трясся и в свете голубого сияния казался еще более жалким:

— Он — Дикий!

— Еще раз это повторишь, зубы выбью, — предупредил колдун. — Говори толком.

Белян заскулил:

— Дикие без вожака живут, сбиваются стаями, а то и поодиночке ходят. Ничего не умеют. Не понимают. Те же упыри, только говорящие…

Лесана тем временем достала нож, крепко ухватила рвущегося кровососа за волосы и одним скупым резким движением перерезала глотку. Снова полыхнул Дар, на миг ослепляя. Тамир поморщился, но даже не оглянулся. А пленник, над которым нависал наузник, от зрелища хладнокровной расправы только пуще задрожал, застучал зубами.

— Как Дикие получаются?

— Ежели укусят человека, но выпьют не всего — он становится кровососом. Ежели Дара нет, всю жизнь свою забываешь. Ничего не помнишь. А ежели есть, хоть слабенький, тогда все помнишь, разум не теряешь. Только первые лет пять от родной крови яришься.

— От родной крови? — Лесана вытирала нож о ветхую рубаху убитого кровососа. — Это как?

— Родная кровь хоть в пятом колене заставляет яриться, будит голод и жажду… Трудно с этим справиться.

— Это что же, родных первыми сожрать хочется? — удивился Тамир.

— Да. Кровь родная… она душу вынимает, сердце рвет, злобой точит… И голод такой, что ум застит. Не справиться. Ежели вожака нет и научить некому — пропадешь.

— А вожак тут с какого боку припека?

— Вожак… вожак кормит. По первости жрать постоянно охота и зубы растут, чешутся… — юноша покраснел и потупился. — Но много жрать нельзя. Человеческая кровь рассудка лишает, если много выпить. Вот только голод силен, чем больше ешь, тем больше хочется. А вожак не дает дуреть. Собой кормит, пока три-четыре луны не угомонится нутро.

— Собой? — Тамиру показалось, он ослышался.